Иван Мельник. Чужие деньги. Электронные пампасы

Чужие деньги

Лето – время замечательное. Три месяца, свободных от школьных уроков, –

это целая жизнь, полная приключений. Долгий летний день вмещает в себя многое: купание в реке и рыбалку, футбол на пустыре, игры в войну с самодельным деревянным оружием…

Городок был пыльным и преимущественно одноэтажным. По единственному в то время маршруту автобусы ходили редко, жители передвигались по городу пешком или на велосипедах. По улице, где жил Владик, был проложен «грейдер» – дорога, засыпанная гравием, с канавами по бокам; по ней днём и ночью шли машины.

Иногда, заигравшись дотемна, мальчишки хулиганили. Взяв катушку белых ниток, привязывали конец нитки к дереву, перетягивали нитку через дорогу и ждали. Как только вдали показывался грузовик с включёнными фарами, нитку приподнимали, цепляли за ближайший куст и прятались. В ярком свете фар белая нитка казалась канатом! Машина тормозила перед препятствием, выскакивал шофёр; обнаружив обман, покрывал невидимых хулиганов крепким матом, обрывал нитку и ехал дальше, а ребята, сидя в кустах, давились от смеха.

Ещё одна забава состояла в том, что на один конец стального пёрышка, каким тогда писали в школе, цеплялся свинцовый грузик, острый кончик пера втыкался в оконную раму, а к пёрышку привязывалась нитка. Если дёргать за нитку, грузик стучит в окно, будто кто-то вызывает хозяина дома.

Соседями Владика были дед с бабкой и их дочь, у которой росли без отца два сына погодка, постарше Владика. Летней ночью эти шалопаи доводили своего деда до исступления. Установив приспособление с пёрышком на окне комнаты, где обитали старики, внуки, сидя в кустах, дёргали за нитку. Дед, едва уснув, просыпался, допытывался: «Кто там?» и, не получив ответа, снова укладывался спать. Спустя некоторое время стук повторялся; на вопрос «кто там?» ответа опять не было. Когда однажды изведённый стуком старик выскочил на крыльцо с ружьём и выстрелил в воздух, забава прекратилась навсегда.

Каждый летний день начинался с того, что нужно было идти занимать очередь в хлебный магазин, чтобы к обеду принести домой тяжёлый, ещё горячий серый, а через день – белый хлеб. Магазин «Хлеб» был маленьким, а очереди – длинные, и змеились они вдоль улицы почти на квартал. Стояли в этих очередях по большей части дети: от шестилетних дошколят до подростков. Были и совсем маленькие, с мамами и бабушками.

Выдавали хлеб по числу едоков: на три рубля – если один человек, на пять – если двое. Чтобы купить больше, занимали очередь повторно, а взрослые прихватывали с собой ребятишек – своих, соседских и просто знакомых, кого посчастливилось встретить на улице. Хотя это и запрещалось властями, хлеб брали не только для себя, – кормили домашнюю живность: кур, уток, свиней…

Стоять в очереди было томительно, но не так уж скучно. Забываясь, дети порой устраивали игры, что оборачивалось для них бедой: хлеба на всех хватало не всегда.

В конце мая, когда закончились занятия в школе, Владику подарили фотоаппарат «Любитель», и с этого момента он забыл про походы в кино, мороженое и прочие мелкие удовольствия.

Дрожащими от волнения руками он заряжал в фотоаппарат катушечную плёнку, крутил ручку, слушая шуршание, издаваемое при перемотке. В окошечке с красным стеклом появлялись чёрточки, кружочки, потом указующая рука и наконец цифра «1» –

номер первого из двенадцати кадров. Теперь, нажав на кнопочку, можно было раскрыть шторки в верхней части фотоаппарата и наблюдать на матовом стекле изображение сторожевого пса Букета или взлетевшего на забор петуха, а может быть, мамы, вышедшей на крылечко, – всего того, что заметит зоркий глаз объектива и что останется на плёнке, если захочет фотограф. Только вот двенадцать кадров, как они быстро кончались!

Надо признать, у юного фотографа не всегда всё получалось. То экспозиция не та, то рука дрогнет и изображение смажется; бывали ошибки с проявкой и печатью. Но случались и удачные снимки, которые попадали в семейный альбом.

Увлечение фотографией стало для Владика настоящей страстью, а всякая страсть, как известно, требует денег.

Тогда, в конце пятидесятых, чтобы купить плёнку, пачку фотобумаги шесть на девять и набор химикатов для проявления плёнки и изготовления фотографий, требовалось около десяти рублей. На эту же десятку можно было купить чуть больше килограмма сахара или чуть меньше – конфет «подушечки».

В то утро Владику повезло: мама выдала не только три рубля на хлеб, но и десять – на нужды фотографии. Встретившись у магазина с «бойцами» своего отряда, он успел обсудить с ними план боевых действий на ближайшие дни; показал вырезанный из дерева новый пистолет и посмотрел образцы оружия товарищей.

- Ничего себе пистолет, похож на настоящий!

- Краску чёрную где брал?

- У отца выпросил, водостойкая…

- Надо сделать всем погоны: сняли погоны – вышел из игры! А в конце подсчитать трофеи – сколько погон, сколько звёздочек…

- Пошлём Витька на переговоры к Мишке.

- Да, пусть у нас будут погоны красные…

- А у них – жёлтые или зелёные!

- Мишка не согласится, тоже захочет красные.

- Тогда пусть звёздочки у всех будут красные, а сами погоны какие они хотят, а мы другой цвет сделаем.

- Надо чтобы размер был одинаковым!

- Договоримся…

Часам к одиннадцати неторопливая добродушная лошадка привезла хлеб в деревянном фургончике на телеге. Лошадку тут же окружила малышня.

- Смотри, чёлка какая!

- Ага, а глаза в ресницах…

- Устала, видно!

- Бока вздыхают…

- Попробуй такую телегу тягать!

- А хвостом-то машет, будто метёлкой!

- Хлебушка бы ей…

- Вот купим, угостим!

Очередь ожила. Пока возчик выгружал, а продавщица принимала через окошко деревянные поддоны с хлебом, поругиваясь, уточняли, кто за кем.

- Позвольте, гражданка, вы тут не стояли!

- Как же не стояла, если стояла!

- Нет, не стояли!

- Да стояла я, у меня и свидетельница есть!

- Где ваша свидетельница?

- Отошла на минутку…

- Слушайте, имейте совесть, вы уже третью очередь занимаете!

- У меня семья большая…

- Ага, и два поросёнка!

- Да где же это вы у меня этих поросей видели?

- Видели, знаем!

- Дама, вы опять чужого ребёнка с собой прихватили!

- Где же чужой, когда мой!

- Конечно, чужой: у вас волосы светлые, а он совсем чёрный, как цыганёнок!

- У меня муж чернявый…

- А позавчера мальчонка беленький был!

- Так это другой сын…

Начался отпуск товара. Продавщица взвешивала хлеб на рычажных весах: на три рубля – полторы буханки, на пять – две с половиной. Когда хлеб привозили сырым, довески были меньше полбуханки. Обычно дети съедали эти куски по дороге домой.

Заплатив три рубля, Владик получил свои полторы буханки, уложил в холщовую сумку и отправился в магазин «Культтовары», располагавшийся тут же неподалёку на Кооперативной улице.

Не так уж много товара стояло на полках магазина, но для Владика он был подобен пещере из сказки про Али Бабу. Прежде чем подойти к прилавку, где под стеклом лежали плёнка, фотобумага и химикаты, Владик обошёл магазин и точно в первый раз осмотрел велосипеды, рыболовные принадлежности, музыкальные инструменты. Задержался у витрины с альбомами и цветными карандашами, повздыхал над акварельными красками и наконец попросил у скучающей продавщицы то, что требовалось. Когда товар оказался перед ним на прилавке, полез в карман за деньгами.

В левом кармане штанов денег не оказалось, в правом – тоже пусто. Проверил сумку – и там ничего, кроме хлеба.

- Ну что, платить будешь? – нетерпеливо спросила продавщица.

- Деньги куда-то подевались…

- Найдёшь – приходи! – Продавщица смахнула пакетики с прилавка.

Глядя под ноги, Владик вышел из магазина. Где он мог потерять десятку? Наверное, когда стоял в очереди, и скорее всего, в самом магазине, когда платил за хлеб. Надо пойти и посмотреть – может, под ногами никто не заметил и деньги ещё лежат там, у прилавка.

Очереди уже не было. Владик зашёл в магазин – хлеб кончился, и было пусто. На полу, кроме смятой пачки папирос, ничего не было. Он вышел на улицу, и ноги снова понесли его в сторону «Культтоваров». Владик шёл по тротуару, пинал попадавшие под ноги камешки, глазами, как локатором, ощупывал всё, что встречалось на пути. Ветер лениво гнал листья, тополиный пух и обрывки бумаги. Вдруг что-то красноватое, пролетев над тротуаром, прижалось к стене дома.

Владик нагнулся и не поверил глазам: десятка! Не его, другая – у той, что дала мама, был оторван уголок, а эта совсем целая! Сложив десятку вчетверо, он уверенно зашагал к «Культтоварам».

На тротуаре недалеко от магазина стояла долговязая девчонка в выгоревшем от солнца платье с цветочками. Она шмыгала носом и тёрла кулаком глаза, в то время как толстая тётка громко отчитывала её противным голосом:

- Растяпа безрукая! Ничего доверить нельзя, целую десятку потеряла! Её за сахаром послали, а она потеряла!

Девчонка отводила взгляд и только виновато вздыхала между всхлипами.

- У-у-у, зла на тебя не хватает!

И тётка с размаху стукнула её по затылку так, что у девчонки дёрнулась голова.

- Вы что бьёте, по голове… – заплакала девочка.

- Оторвать бы тебе голову! Неизвестно о чём думаешь… Иди ищи деньги-то, может, где ещё валяются!

Владик, проходя мимо, замедлил шаг; обернулся, обойдя парочку, крепче зажал в кулаке десятку и пошёл дальше. Каждый новый шаг давался с трудом; Владик втянул голову в плечи, будто ожидая, что тётка сейчас накинется и на него… Так и дошёл до «Культтоваров», ощущая свинцовую тяжесть в ногах.

А в магазине… в магазине играла гармошка. Приземистый квадратный дядька, похожий на артиста Крючкова, попробовал инструмент быстрыми пальцами, изобразив что-то невероятное, но тут же вернул гармошку продавщице.

- Ты, милая, убери-ка эту пилу подальше и больше никому не предлагай! А мне подай-ка вон ту, справа на второй полке…

Продавщица не спорила: по всему было видно, дядька знает толк в инструментах. Получив гармошку, он расстегнул застёжку, кинул пальцы сверху вниз и обратно, тряхнул головой – и заиграл, да как заиграл!

Сначала зазвучал проигрыш к популярной в те годы песне из кинофильма «Солдат Иван Бровкин», но едва гармонь вздохнула, чтобы начать: «Не для тебя ли в садах наших вишни…», как гармонист неожиданно лихо перешёл на марш:


Там живут, и песня в том порукой,

Нерушимой, дружною семьёй…


И залихватски весело завершил:


Три танкиста, три весёлых друга –

Экипаж машины боевой!


Снова резко прервал песню, заиграл медленно; полилась мелодия Владику неизвестная, грустная, из тех, от которых в носу щекочет, горло перехватывает и почему-то хочется плакать. Магазин наполнился народом, а дядька играл, закрыв глаза, склонив голову к мехам… Потом, ко всеобщему удовольствию, исполнил «Цыганочку»; остановился, подумал немного и, хитро подмигнув Владику, пропел, подыгрывая на гармошке:


Мишка, Мишка, где твоя улыбка,

Полная задора и огня?

Самая нелепая ошибка, Мишка,

То, что ты уходишь от меня!


И, закончив, объявил продавщице:

- Вот это – гармонь настоящая, музыкальный инструмент. Беру!

Владик вдруг вспомнил, зачем он тут, вспомнил про найденные деньги, плачущую девчонку и бросился к выходу. Пробежал сначала в одну сторону, вернулся, пошёл в другую; вглядываясь в прохожих, перешёл на противоположную сторону улицы. Ни девчонки, ни её злой тётки на улице не было.

«Ну и ладно, не надо быть раззявой! – подумал Владик. – Я тоже раззява, потерял деньги. Но мне повезло, я нашёл. Так ведь бывает: кто-то теряет, кто-то находит. Может, эту десятку и не девчонка потеряла, а кто-нибудь другой…»

Постояв немного, он вернулся в магазин. Народу уже почти не было. Продавщица узнала его и обрадовалась, как старому знакомому.

- Ну что, нашёл деньги?

- Нашёл, – ответил Владик и выложил десятку на прилавок.

Продавщица выдала ему плёнку, пачку фотобумаги, пакетики с химикатами и сдачу – двадцать четыре копейки. Мелочь весело звенела в кармане, когда Владик вышел из магазина на залитую солнцем улицу.

- Плёнку, фотобумагу купил? – спросила мама, принимая хлеб.

- Купил, – ответил он и поспешил к своему столу.

Зарядил в фотоаппарат плёнку, вышел на улицу и почти наугад отщёлкал все двенадцать кадров. Вернувшись домой, сделал растворы – проявитель и закрепитель. В специальном, непроницаемом для света рукаве вставил плёнку в бачок для проявки. Залил из бутылки раствор и засёк время.

И только когда пришла пора выливать из бачка проявитель и начинать промывку, понял, что вместо проявителя залил фиксаж! А это означало, что плёнка безнадёжно испорчена.

Целый месяц потом он не прикасался к фотоаппарату…


Электронные пампасы © 2019
Яндекс.Метрика