Ирина Нильсен. Невидимый. Электронные пампасы

Невидимый

 

– Григорий! – так кричала бабушка своим высоким, почти визгливым голосом, когда Серёжа звал Гришку из-за забора. И потом снова:

 – Григорий, к тебе пришли!

Гришку это ужасно злило, а Серёжу долгое время забавляло: она бы ещё по отчеству обращалась! Но смеяться Серёжа позволял себе только тогда, когда Гришка не слышал. Потому что он был хорошим другом. Ну и потому, что иначе Гришка не давал ему свой футбольный мяч.

Они дружили уже третий год и всё лето проводили вместе, вдвоем: щуплый рыжий Гришка и напористый угловатый Серёжа. Так было и этим летом, пока у костровища между их дачными участками не стала собираться компания Дениса.

Друзья Дениса были огромными и громкими, а Денис – огромней и громче всех. Они сидели на бревнах вокруг костра, играли в карты, слушали музыку с телефона и хохотали так громогласно, что деревья над ними недовольно шелестели листвой.

Проходя мимо, Серёжа жадно слушал, как они хрустят чипсами и как лопаются пузыри жевательных резинок. Он иногда представлял, как было бы здорово сидеть рядом с ними, ловить искры костра и пить газировку из одной бутылки. Но Денис совершенно его не замечал, словно Серёжа был не десятилетним мальчиком, а пустым местом. Как-то вечером, когда компания жарила на костре сосиски на прутиках, Серёжа остановился, чтобы как следует вдохнуть копчёный аромат.

– Чего уставился, малой? Давай, иди отсюда.

И Серёжа пошёл, но на этом всё не закончилось. С тех пор компания стала провожать его взглядом каждый раз, когда он шёл к Гришкиному дому.

У Серёжи было такое чувство, будто он внезапно сбросил плащ-невидимку, обрёл форму и цвет. То есть стал достаточно заметным, чтобы над ним подтрунивать, но недостаточно ярким, чтобы говорить с ним на равных.

– Вчера в шапочке, сегодня в панамке, – комментировал Денис, когда Серёжа, потупившись, проходил мимо костровища. «Разве я виноват, что бабушка все время напяливает мне что-нибудь на голову?» – хотелось ему закричать, но он знал, что от этого станет только хуже.

– Григорий! – пискляво передразнивал Денис, когда Гришкина бабушка звала того отпереть калитку. Серёжа, красный, как свежесваренный борщ, переминался у забора в ожидании друга, и в спину ему летели острые стрелы Денисова смеха.

– Вот и ужин пошёл, – потешался Денис, когда бабушка передавала для Гришки пару увесистых кабачков, и Серёжа понуро нес это богатство мимо костровища. Обратно он возвращался с кульком клубники или банкой варенья, и Денис не упускал случая сказать, – О, а теперь десерт.

Но хуже всего было, когда компания пришла поиграть в футбол на дальнее поле. Гришка с Серёжей считали, что там никто, кроме них, не бывает, и долго возились в вонючей зеленой тине, пока доставали упавший в канаву мяч. Всё это время Денис наблюдал, согнувшись пополам от хохота.

С тех пор на поле они почти не ходили. Вместо этого они стали гонять мяч возле дома – и, конечно, только по утрам, пока Денис с дружками отсыпался после ночных посиделок. Так было и дождливым июльским утром, когда Серёжа в попытке отнять у Гришки мяч, так сильно по нему ударил, что тот перелетел через забор и угодил в клумбу посреди Денисова участка.

– Твоя очередь доставать, – выпалил Серёжа. – В последний раз я в канаву лез.

– Это не считается! – запротестовал Гришка.

– Считается!

Гришка покачал головой.

– Сам его запулил, сам и доставай.

– Нет! Твой мяч – ты и доставай.

– Нет, ты!

– Ты!

– Я тогда вообще его больше никогда не вынесу, – обиделся Гришка.

Это было нечестно. У Серёжи мяча не было, и Гришка это знал. К тому же, это он, Серёжа, каждый день унижается и ходит мимо костровища, а не наоборот. Поэтому лезть должен был Гришка. Но Гришка так явно не считал.

Они стояли и смотрели друг на друга, как разъярённые быки на арене, но в конце концов всё решили «камень-ножницы-бумага». Серёжа проиграл, и лезть пришлось ему.

О том, чтобы попросить Дениса вынести мяч, не могло быть и речи. Серёжа знал, что под проволочным забором-сеточкой, огораживающей его участок, с одной стороны была яма, и, изловчившись, там можно было пролезть. От этого места до клумбы было шагов десять. Восемь, если поднажать, – а Серёжа определённо собирался поднажать. Схватить мяч, расправить примятые цветы на клумбе, добежать до забора, перебросить Гришке мяч и подлезть под сетку. Несложно, – убеждал себя Серёжа. – Точнее, сложно, но выполнимо.

Он медленно подошёл к забору и всмотрелся в молчащий дом. Денис наверняка ещё спал. Серёжа обернулся на Гришку, тот коротко кивнул. И Серёжа полез.

Земля под ним была холодной, мокрой и пахла улитками. Кончики проволочного забора цеплялись за куртку, и Гришке пришлось их слегка приподнять, чтобы она не порвалась. Оказавшись по ту сторону, Серёжа пригнулся, словно и вправду мог стать меньше и незаметнее, и побежал. Он уже был в миллиметре от клумбы, когда сверху раздался окрик Дениса:

– Малой, ты участок не перепутал?

Серёжа в ужасе уставился на лохматую шевелюру в окне второго этажа. Ему бы схватить мяч рукой, как он и собирался, но всю верхнюю часть тела словно парализовало, и он сделал то, что показалось ему самым быстрым из возможных решений. Он ударил по мячу ногой.

Мяч взмыл в воздух в фонтане цветочных брызг и, перелетев через забор и костровище, приземлился в метре от Серёжиного дома. Оторванные ударом цветочные головки осыпались на землю, как осенние листья. Этого он мне никогда не простит, – решил Серёжа, пока ноги несли его к калитке, а дрожащие руки пытались справиться со ржавой щеколдой. С дачи надо было срочно уезжать.

Бабушки, как назло, дома не оказалось. Серёжа схватил свой рюкзак и стал судорожно запихивать туда вещи. Рюкзак разбух, как накачанный до предела резиновый мяч, и не хотел застегиваться. Зубная щётка! – вспомнил Серёжа, выбежал к уличному умывальнику и застыл. У калитки стоял Денис.

– Эй, малой! Как тебя там?

Серёжа посмотрел на хлипкую щеколду на калитке. Денис такую мигом откроет.

– Ну, чего притих, футболист? Пойдешь с нами на дальнее поле?

Серёжа попятился. Закричать? Бежать? Извиняться?

– Нападающий нам нужен. Сегодня играем с местными, а нам человека не хватает. Ты нормально бьёшь, я видел. Придешь, что ли? В четыре часа.

И Денис ушёл. Сердце у Серёжи билось так сильно, что он не сразу понял, что произошло. Почему он так просто ушёл? Серёжа же не успел ничего сказать! Он вошёл в дом и уставился на раскрытый на кровати рюкзак. На зубную щётку у себя в руках. И засмеялся. Он смеялся так долго и громко, что в конце концов силы покинули его. Он опустился на кровать и закрыл голову руками. Денис не ушёл просто так. Он ушёл, потому что Серёжа кивнул.

В четыре часа на дальнем поле лил дождь. Серёжа был вдвое ниже половины игроков и большую часть времени бегал не за мячом, а от него. Местные пасовали друг другу с такой силой, что, окажись у них на пути бетонная стена, они бы с легкостью её пробили. А быть бетонной стеной Серёже не хотелось. Но Дениса и его команду местные, похоже, не пугали. Они неслись прямо на противников, выбивая мяч у них из-под ног, и перекидывались с ними такими словами, за которые Серёжина бабушка на всё лето лишила бы их сладостей. Денис столько раз падал в грязь, пытаясь забить гол, что невозможно было различить, какого цвета на нём одежда. И вот, угодив очередной раз носом в лужу, Денис вдруг закричал: "Давай, малой!"

Серёжа огляделся. Увидел мяч. Увидел пустые ворота и бегущего к нему местного. Подумал: "Я успею." – И побежал.

Он ударил по мячу за секунду до того, как заметил кроссовок местного. Нога в кроссовке взметнулась вверх с такой силой, словно собиралась отправить мяч в космос. Но вместо мяча попала в Серёжину голень.

Боль захлестнула его одновременно с рёвом команды Дениса: они забили гол! Он, Серёжа, забил гол! Он упал на бок, притянул колено к груди и завыл, но за радостными воплями его услышали далеко не сразу.

Вечером он сидел на бревне у костра, вытянув вперед ногу, словно входной билет. Синяк расползся почти до лодыжки и отливал всеми оттенками синего, зелёного и фиолетового. Пальцы были солёными от чипсов, язык щипало от газировки. Из Дениса, как галька из-под колёс велосипеда, в разные стороны летели шутки, смысла которых Серёжа не понимал. Пока все надрывно смеялись, Серёжа старательно нанизывал на прутик сосиску. Она уже надорвалась с обеих сторон и то и дело норовила соскочить. Когда ему удалось наконец занести её над костром, она почти сразу лопнула и упала в огонь. Он попытался подковырнуть её прутиком, но тот оказался слишком тонким, и Серёжа с досадой бросил его в костёр. Ветер взметнул вверх пустую упаковку из-под сосисок, но никто не протянул руку, чтобы её поймать.

– Эй, малой! Ты чего скис? – обратился к нему Денис, словно только сейчас про него вспомнил. – Надо было тебе этого позвать, как его там? – Денис кивнул в сторону Гришкиного дома.

– Григорий, – пискляво ответил Серёжа, изображая Гришкину бабушку, и вся компания покатилась со смеху.

Серёжа смеялся громче всех, потому что наконец-то услышал свой голос. Наконец-то все смотрели на него и смеялись над его шуткой. Вместе с ним, а не над ним. Рыжие блики костра освещали их лица, и он был в их стае. Он был одним из них. А потом всё кончилось, и Серёжа ушёл спать.

Когда он на следующее утро проходил мимо костровища, там ещё никого не было. Он поворошил ногой угли и нашёл остатки своей сосиски. Она так почернела и сморщилась, что была едва различима в золе. Можно даже сказать, она достигла той степени невидимости, которая вообще возможна в мире, где каждый предмет имеет форму и цвет.

Серёжа подошёл к Гришкиной калитке и позвал его.

– Григорий! – откликнулась его бабушка в своей обычной манере, но на этот раз Серёже не показалось это смешным. Когда Гришка щёлкнул засовом и вышел на улицу, Серёжа протянул ему мяч:

– В следующий раз на участок к Денису полезешь ты.

Гришка кивнул, и больше они об этом не говорили.

 


Электронные пампасы © 2021
Яндекс.Метрика