NEW-СКАЗКА

 

Инга Сомс

 

рассказки

 

 

 

Антарктида

 

    Белоснежные хлопья сыплются сверху... Так много снега! Но нам не холодно, мы тепло одеты и играем в Антарктиду:

– Чур, Земля королевы Мэри моя! И берег Правды!

– А я тогда возьму Землю Виктории!

– Ты уже взяла Землю принцессы Елизаветы, так нечестно! – возмущаюсь я. Сестра вздыхает, мол, что поделать, Виктория – её имя. Значит, и земля тоже.
Антарктида на стене волнуется и даже побелела от волнения: давно её не делили с таким азартом.

– А я.... возьму Землю королевы Мод!

– Это почему же? – возмущается сестра.

– Ну, во-первых, я старше, а во-вторых, вспомни, какие модные платья я нам сделала из простыней!

Сестра молчит, сказать нечего. Платья, действительно, получились великолепные: лучшие мамины простыни, броши и ленты ушли на создание этого шедевра. Поэтому, Земля королевы Мод – моя.

Земельный раздел закончен, переходим к экспедиции. Нагруженные рюкзаками со съестным (хлеб, сушки, два яблока и пара конфет – то, что надо для Антарктиды), осторожно идём по хрустящему снегу. У нас проблема с ездовой собакой, она не двигается с места.

Уговариваем, подталкиваем, но плюшевый Бобик ни в какую. Оставляем его стеречь рюкзаки и идём на берег Правды, на разведку. Внезапно начинается снежная буря. Я не вижу сестру, не вижу себя, все вокруг белое, хлопья сыплются прямо на меня.

– Сестра, хватит снега! Двух подушек вполне достаточно!

Снег заканчивается так же внезапно, как и начался. Возвращаемся к Бобику, рассматриваем зимний пейзаж. И вот сейчас нам становится по-настоящему холодно, ведь скоро придет мама... Попадёт нам за беспорядок... Загоняем Антарктиду обратно в подушки.

До свидания, Антарктида, до следующей экспедиции!

 

Колдунья


         Возвращаюсь из школы, ранец на спине, в нем брякает в такт шагам пенал. Я иду и рассматриваю дома: тети Мзии, Дато... Дом бабушки Этери всегда обхожу, говорят, что она – колдунья. Обычный белый дом, веранда, увитая виноградом, зеленый лавр у входа. Больше ничего не видно. Но часто слышно хрюканье... Ната сказала, что бабушка Этери ворует детей и превращает их в животных. Держит в сарайчике, в глубине сада. Ужас. Прибавляю шаг и почти бегу, на свою безопасную улицу.


– Девочка, платок уронила! – у ворот сама бабушка Этери протягивает мой белый платочек.

Знаю, сейчас подойду, а она – цап! – и в поросенка превратит. С колотящимся сердцем беру платок и снова роняю.

– Вах, как вас в школе мучают, руки дрожат, бедняжечка... Пойдем, я тебя чаем напою, хачапури испекла, вкусный!

На негнущихся ногах, как зачарованная, иду за ней в тенистый дворик и замираю... на огне булькает котел, мамочки! Я ЗНАЮ, зачем ей котел. Она варит детей! С опаской смотрю на воду, а она... красная! Ой, кого-то уже сварила!

– Виноградный сок варю, – подмигивает мне бабушка Этери, чурчхелу буду делать.

Знаем мы эту чурчхелу! Домой! Скорее!

– Бабушка Этери, я лучше домой, – жалобно блею я.
– Да что ты, как я голодного ребенка отпущу! Ни за что! Садись, моя птичка, и не вздумай улететь! Тамико присмотрит за тобой, пока я на кухне... Тамико!
Как по волшебству, появляется черный кот и устраивается рядом. Зеленые глаза неотрывно следят за мной. Я пропала. Куда бежать, есть ли лазейка? На деревьях звенят колокольчики "дзынь, не убежишь от нас!", вокруг высокий забор.
– Защита! – объясняет появившаяся хозяйка, – от чужих глаз.

Бежать поздно. А на столе появляются чашки, чайник, вазочка с вареньем из лепестков роз и огромная тарелка с хачапури.

Я беру крайний, еще горячий прямоугольник. Хачапури хрустит и осыпается тонкими листочками, которые внизу ловко подхватывает Тамико. Вкусно как! Не может бабушка Этери быть злой... Не может!

Через двадцать минут, нагруженная хачапури «для сестренки и мамы», с трудом протискиваюсь в калитку.

– Приходи еще, – машет бабушка Этери, – мамалыгу будем делать! Пальчики оближешь!

 

 

Как однажды Жак Звонарь городской сломал фонарь

Нет, вы не подумайте, что Жак Звонарь – хулиган. Ничего он не ломал, фонарь сам сломался. Вот как было дело.

Жак любил готовить и проводил много времени на кухне. Иногда так увлекался, что забывал про работу. А Жак работал звонарём, – звонил в церковные колокола, – "бомм, бомм".

Прибегают из церкви, зовут:

– Жак, пора звонить, свадьба!

А Жак из окошечка кухни отвечает:

– Минутку, я крем взбиваю, скоро приду.

И никто не сердился, потому что Жак приходил с вкусными пирожными и всех угощал. А потом поднимался на колокольню и звонил в колокола, как положено.
         Однажды утром, Жак решил приготовить рагу и отправился на рынок за КРАСНЫМИ помидорами, ОРАНЖЕВОЙ морковью, ЖЁЛТЫМ перцем и ЗЕЛЁНЫМ укропом. Жак прогулялся по Васильковой аллее с СИНИМИ васильками и вышел к рынку. Там он купил помидоры, морковь, перец и получил от продавца в подарок ФИОЛЕТОВЫЙ баклажан.

Внезапно небо затянуло набежавшими тучами. Поднялся ветер.
Жак поспешил домой. Как только он забежал в кухню, хлынул ливень. Пока Жак готовил рагу, дождь стал тише и уютно стучал в окно. Жак увидел в небе разноцветный мост. Семь прозрачных тоненьких ленточек: КРАСНАЯ, ОРАНЖЕВАЯ, ЖЁЛТАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ГОЛУБАЯ, СИНЯЯ и ФИОЛЕТОВАЯ. Чудесный мост тянулся от Васильковой аллеи до Яблоневой улицы, а это довольно далеко, за рекой, у колокольни.

 

Вот бы прогуляться по мосту! – подумал Жак, – как было бы удобно добираться до работы: рраз!– и на месте. Но как на него залезть?

 

Тут Жак вспомнил, что на Васильковой аллее стояли высокие фонари. Они зажигались вечером, рассеивая уютный тёплый свет, и прогоняли темноту. Гордость городка. Жак взял на всякий случай с собой верёвку. На аллее он выбрал фонарь поближе к мосту и полез наверх.

Лез, лез, – и "вжик" вниз. Фонарь скользкий, мокрый после дождя. Тогда Жак закинул конец верёвки на самый верх фонаря, протянул подлиннее и, крепко подтягиваясь за оба конца веревки, стал подниматься вверх. 

Лез, лез, – и "крак" – сказал фонарь.

Но Жак продолжил подтягиваться к разноцветному мосту. Лез, лез, – "крааак" – повторил фонарь и изогнулся сердитой дугой.

– Ничего, – подумал Жак, – я почти добрался.

Он посмотрел на небо и расстроился: мост исчез. Растворился в воздухе, словно его и не было. Пришлось Жаку спускаться вниз. А у фонаря уже любопытные прохожие собрались:

– Глядите, куда Жак забрался!

– Ай-ай-ай, Жак сломал фонарь!

– Один из городских фонарей!

Пристыженный Жак слез и стянул веревку с фонаря.

– Жак, что тебе понадобилось на фонаре? Зачем туда полез? – спросил один из прохожих.

– Хотел пройти по мосту, но он исчез, – тихо ответил Жак.

– По какому мосту?

– По разноцветному.

– Жак, это же радуга! Ты что, никогда радуги не видел?


Вот так и появилось выражение:

Как однажды Жак Звонарь городской сломал фонарь.

 

А фонарь Жак починил и купил велосипед. И больше не опаздывает на работу.

 

Инге

 

Инге стоит за стеклом. Во время уборки ее достают, обмахивают тряпочкой и опять убирают. Хрупкая она, – говорит бабушка, – из целлулоида. Материал такой. Горит, ох как горит!

 

На Инге – клетчатое платье с передником и туфельки. Наверное, надоела ей эта одежка, одна и та же каждый день, скучно! Играть мне с ней не дают, вот и переговариваюсь через стекло.

– Инге! – говорю ей громким шепотом, – ты меня слышишь?

Не отвечает, не слышит.

Приоткрываю немного стеклянную преграду и опять шепчу:

– Ну как здесь, скучно?

Инге вздыхает. Что тут отвечать, и так все понятно. Вроде, и место почетное – за стеклом, а попробуй, не заскучай. Одна.

– А хочешь, я тебе платье сошью, новое?

Кукла немного оживляется, но затем, посмотрев на меня, опять вся как-то ссутуливается, как будто говорит своим видом: Нет, не сошьешь, не выйдет у тебя.

– А вот и сошью! – убежденно говорю я и сама начинаю верить, что смогу. – Из бабушкиной шали знаешь какое платье замечательное получится? В русском стиле!

Моя уверенность, похоже, передается Инге. Глаза ее блестят в предвкушении чуда. Теперь она не просто сидит за стеклом. Инге ждет. Ждет новое платье из бабушкиной шали. В русском стиле.

Бабушка меня поругала. За дело, конечно. Не надо было мне брать шаль без спроса. Но Инге так нужен новый наряд.

Ведь это тяжело, сидеть одной за стеклом, в одном и том же, дни за днями, часы за часами. Не-вы-но-си-мо! Как будто ты преступница, совершила что-то нехорошее. Ну, например, конфеты съела, отложенные на день рождения.

А ведь Инге ничего не делала такого. Она просто слишком хрупкая. Выходит, ее закрыли стеклом для безопасности. Закрыли от мира.

А мир – это кто? Я, получается. Может, если пообещать бабушке и маме, что я буду аккуратно брать Инге на руки и просто разговаривать, куклу освободят из стеклянного заточения? Подожду пару дней, сейчас с бабушкой не стоит разговаривать – слишком она сердита. Из-за шали.

 

Бабушка за столом рассматривает шаль.

Точнее, то, что от нее осталось.

– Подойди-ка! – зовет она, – Какое платье ты хотела сшить? Нарисуй мне.

Я рисую карандашом. Криво получается. Но бабушка поняла.

– Неплохо, – задумчиво говорит она, – а по краю бахрому пустить? Интересно. Ну-ка, бери иголку и присбери юбку, а я прострочу.

Бабушка протягивает отрезанную мной оборку и показывает, где присобрать.

Я молча работаю. Иголка ныряет в ткань и выныривает с другой стороны. Представляю себе, что это рыбка, маленькая серебристая рыбка. А ткань – сине-зеленое море... красивая шаль была. И бабушке нравилась.

– Бабуля, – робко зову я, – бабуль! Извини меня. Я не хотела.

– Хотела-хотела! Платье сшить. Вот мы его с тобой и шьем. Но в другой раз спроси меня, ладно?

– Хорошо! – говорю я с облегчением и думаю: Ура, не сердится!

И мы шьем платье. Инге. Вместе.

 

*Schildkröt (Германия) — это старейшая фабрика с более чем столетней историей. Название Schildkröt переводится с немецкого как «черепаха», которая и изображена на логотипе компании. Фабрика из года в год выпускала несколько типов лица (молдов) классических кукол (девочки — Инге, Барбель, Кристель, Эрика, Урсула и мальчики — Ганс, Кристель-Боб, Эрика-Боб, Урсель-Боб).

 

 

Жизнь комода

 

Приключения начались, едва меня привезли из магазина и собрали. Зачем люди вышли из комнаты, зачем?

Пришёл чёрный щенок и начал грызть мою ручку, круглую и гладенькую. Отбиться было совершенно невозможно, сгрыз до основания и принялся за вторую. Наверное, грызть меня – одно удовольствие. Иначе, зачем бы щенок это делал? К приходу хозяев, собака уничтожила четыре! четыре деревянные ручки. Щенка наказали и больше не оставляли нас вдвоём.
Я чувствовал себя несчастным, некрасивым. Страдал. Мучился. Нижние ящики перекосились от огорчения. Неудивительно – без ручек пользоваться ящиками люди не могли.

Но потом пришла весна. Из форточки запахло чем-то нежным, немного похожим на запах свежей стружки. Захотелось жить и радоваться.

         Хозяева вытащили одежду из ящиков, упаковали меня в плёнку и куда-то повезли. Оказалось, на дачу! Меня окружали восхитительные запахи, пахло деревом, стружкой, землёй и, немного, лаком. Люди сняли плёнку и поставили меня у окна. В ящики положили летнюю одежду: лёгкую, яркую, радостную. Каждое утро начиналось с зарядки, ящики выдвигались и задвигались по нескольку раз. Интересно было угадывать, что из одежды выберут люди.


         В окне шелестел листьями нежно-зелёный сад, много-много деревьев, – мои дальние родственники. На деревьях жили птицы. Я познакомился с воробьями. Самые решительные залетали в комнату и весело прочирикивали мне новости сада:

– Клубника поспела! У соседей две кошки, настоящие хищники, нет ничего святого, клубнику не любят, а воробьев даже очень.
Из бочки воду лучше не пить, можно намочить крылья. Вишня – кислая.

         Я вежливо выслушивал и в знак внимания поскрипывал ящиками. Мне ни к чему были эти сведения, но ведь скучно стоять целый день в почти пустой комнате. Кроме меня тут находился диван, маленький столик и печь. Диван сразу мне дал понять, что между нами нет ничего общего. С ловкими колесиками, с мягкой, золотистой обивкой, с двумя большими ящиками, диван выглядел роскошно.

Маленький столик непрерывно покачивался и скрипел, настоящее испытание для нервов.

А печь весь день молчала, зато к вечеру распалялась и начинала гудеть, трещать, в общем, жаловалась на жизнь.

Да, воробьи на этом фоне были неплохими собеседниками.

Вечером в комнату приходили люди, большие и маленькие. Большие хлопотали у стола и печи, а маленькие с упоением раскрашивали меня фломастерами и цветными карандашами. Немного подросший щенок сидел здесь же и мечтательно поглядывал на мои уцелевшие верхние ручки. Я чувствовал, что меня любят.

Всё изменилось, когда печь стала жаловаться еще и днем. И ночью, и днем она стонала и гудела. Если честно, я её боялся. Я видел, печь почему-то сердилась на дерево. Вспыхивала яростными искрами и -пффф– сжигала его. А ведь я  деревянный. Вдруг, печь меня тоже... От переживаний мои ящики постоянно скрипели.

 

Слава деревьям, я – уцелел. Скажу больше: меня покрасили в красивый белый цвет. И ручки новые привинтили, прочные.

Когда краска высохла, мы с людьми уехали с дачи. Я в плёнке, люди в куртках, а щенок с такой длинной мягкой ручкой, «поводок» называется.
И вот я снова в знакомой комнате, на старом месте.


Что меня ждет впереди? Не знаю, но, надеюсь, – хорошее – и держу ящики наготове.

 

[в пампасы]

 

Электронные пампасы © 2021

Яндекс.Метрика